«Мысли вскользь» автора «Пятницы» из Киева, которые мы публиковали в трех последних номерах газеты, вызвали у наших читателей неподдельный интерес. Стало понятно – без специального интервью не обойтись. С писателем и художником Каринэ Арутюновой мы поговорили не с глазу на глаз, а виртуально, но это, думаю, не отразилось на насыщенности беседы. Более того, обращаю ваше внимание на абсолютную прозу вопросов и на «песнь песней» ответов…
- Поделитесь, пожалуйста, как вам удается изложить на бумаге предложение в одну страницу, да так, что это не вызывает раздражения, отторжения, а воспринимается спокойно, как нечто само собой разумеющееся? Что это – излияние чувств, восторг от владения русским или что-то другое?
- Думаю, это ни то, ни другое, ни третье, — назовем это умственной если не гимнастикой, то хотя бы разминкой.
Когда мне необходимо сформулировать некую мысль, либо чувство, либо явление, то проще всего осуществить это через процесс написания (в моменты творческого подъема – рисунка, но рисунок – это все же несколько иное, — это порой моментальное, а иногда (если говорить о живописи) медитативное преломление цвета, линии, пространства, себя в нем.
Написание текстов – если называть текстами то, что появляется в результате соприкосновения условного пера с условным листом бумаги, дело глубоко интимное и в то же время – публичное, и, как всегда в подобном случае, читатель имеет дело не с абсолютно реалистическим отражением рефлексий или чувств конкретного индивида, — любой более или менее постоянно пишущий человек понимает, что промежуточным звеном между «я» и «они» является некое третье лицо, которое, безусловно, имеет непосредственное отношение к автору. Но было бы ошибкой полагать, что всякое вышедшее из-под его пера изречение и междометие – это всплеск восторга или вздох умиления, либо вопль гнева, отчаянья и так далее.
В момент, когда условное перо касается условного листа условной бумаги, происходит непременное отчуждение автора от себя самого и от описываемого события либо явления (если это, разумеется, не личное письмо конкретному адресату – что самое удивительное, личных писем я почти не пишу, — в личной переписке практически отсутствует момент отчуждения (а лично мне он необходим как воздух, этот взгляд «со стороны», — только он, этот взгляд, позволяет на несколько шагов отступить от самой себя, и только это в этом пространстве возможна свобода, абсолютная свобода мысли и слова.
- Армяне любят искать соотечественников везде, где это возможно, – в титрах фильмов, в выходных данных в конце книги, в энциклопедии и т.д. Вас мы видим на обложках книг, вы сами иллюстрируете свои книги, в замечательных графических зарисовках. Так кто вы – художник или писатель?
- У меня нет однозначного ответа. Я до сих пор не очень хорошо понимаю, кто же я на самом деле. Я ношу армянское имя, данное при рождении, армянскую фамилию, — фамилию моего отца, — у меня определенный разрез глаз, некое мировоззрение — оно, это мировоззрение, несомненно и неразрывно связано с моими корнями (армянскими — от отца и еврейскими — от матери), с местом рождения, с местом нахождения, с теми местами, в которых я жила, с книгами, которые успела прочесть, с жизненным, так сказать, опытом. Мое мировоззрение можно назвать достаточно устойчивым и в тоже время изменчивым. Словом, я хорошо знаю, кто я и что я, и в то же самое время мне странно говорить о самой себе, употребляя слова «писатель, художник». Я гораздо более чем, я гораздо дальше чем, я неизмеримо глубже… Порой я никто и ничто, и это мне знакомо, и в этом «никто и ничто» есть элемент страдания (как же без ярлыка, без названия) и блаженства (потому что я могу стать другой, и начать заново, и сбежать туда, где меня никто не знает, никто не догадывается о том, что зовут меня Каринэ, что закончила я среднюю школу, училась неважно, была невнимательна, неусидчива и безалаберна, на уроках малевала гнусные рожи и отвечала невпопад).
В последние несколько лет я довольно часто живу в дороге, за пределами тех мест, где меня знают или могут, допустим, узнать, — я чувствую себя вымышленным персонажем в ирреальном пространстве. Это огромное благо — проживать некоторое время собственной жизни вдалеке от штампов, аллюзий, однообразия обжитых мест, с которыми связывают воспоминания, события, лица.
- Вы живете в Киеве постоянно?
- Сегодня я живу в Киеве — скажем так, некоторое время года я нахожусь в Киеве — это мой дом, то место, в котором живут мои близкие, — в Киеве я родилась, из Киева я уехала (с 1994 по 2008 годы жила в Израиле), в Киев я возвращалась не раз и не два. Был период отторжения и неприятия (не именно города, а всего советского(не люблю слова «совковый», оно уничижительно), — лишь прожив 15 лет вне родного города и дома, поняла, что пресловутый «совок» возможен не только в постсоветском пространстве, — иначе говоря, он везде, куда успела ступить нога постсоветского гражданина. Он и во мне, и в моих друзьях, и родных. Мы родились и выросли в этой стране, со всем ее хорошим и дурным, и в той или иной степени несем в себе ростки и того, и другого. Примерно об этом писала я в новелле «Наше все» (книга «Скажи красный»).
- Бывали в Армении?
- В Армении я бывала, увы, не настолько часто, как того хотелось бы. Впервые в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Оглядываясь назад, понимаю, что любое событие такого рода — это кирпичик в закладке так называемого фундамента, сладкое чувство осознания, кто ты и что ты, и отчего все в тебе так, а не иначе.
Впервые в жизни соприкасаешься с «почвой». Это очень важное чувство — говорю, как человек, привыкший к существованию «вне». Это неимоверно важное чувство — осознания уместности своего, если хотите, фенотипа, характера, цвета лица, глаз, волос, голоса, эмоциональности, которая в одних краях уместна, а в других – не вполне…
В Армении мне впервые захотелось писать портреты — неловкие наброски карандашом, — я в буквальном смысле этого слова «заболела» яркостью лиц, выразительностью глаз, жестов, профилей, — всего этого мне уже отчаянно не хватало в Киеве, как не хватало света, тепла и…да, той самой почвы, рождающей страстных, талантливых, бурных и в то же время сдержанных, сердечных, эгоцентричных и неимоверно открытых людей.
Немного я коснулась этой темы в своей книге «Пепел красной коровы», — в главе «Мое армянское лето».
«Мне было четырнадцать, почти пятнадцать, и у меня было богатое воображение. Армянская девушка должна быть скромной. Она должна оставлять мужские взгляды без внимания, как и подобает восточной красавице, она должна проплывать в мареве, подобная миражу. Она должна таить, манить, гипнотизировать, — опустив ресницы, я медленно проплывала под звуки зурны, постигая сложнейшее из искусств, — отвечать, не отвечая, — обещать, не указывая сроков и дат.
О, именно там я ощутила себя уместной, со всеми своими «чрезмерностями», плавностями, выпуклостями, — куда-то исчезла извечная угловатость и бледность, — в тот год мы совпали, — terra Armenia, абрикосовый август, мощный ток крови, ереванские улочки, прохладные дворы, платаны, ветер, несущий не облегчение, но сонный жар, пыль, удушье».
Каждая поездка в Армению становится вехой.
Презентация книги «Пепел красной коровы», вышедшей в издательстве Азбука-Аттикус в Москве, в серии «Уроков русского», состоялась в ноябре 2011 года в Ереване, в Доме-музее Мартироса Сарьяна. Случайно, скажете вы? В 2010 году ушел из жизни мой папа, а в 2011 году я (совершенно неожиданно для себя) оказалась в Ереване, и не одна, а вместе с книгой, в которой писала о самом сокровенном.
Тогда, в 2011 году, произошло мое гипотетическое возвращение, если возвращением можно считать несколько дней, наполненных событиями, лицами, откровениями, встречами. Огромная благодарность за эти дни и это соприкосновение Лилит Меликсетян, Рубену Ишханяну и всем, кто окружал меня в эти прекрасные времена.
Каждый год я думаю о поездке в Армению (последняя состоялась ровно два года тому назад), — каждый год я думаю о поездке, и понимаю, как мало будет этих нескольких дней, в которые я попытаюсь вобрать все – воздух, лица, сны, — как мало этих дней и этих часов, и как же их много… Ведь наше пребывание в любом из мест на земле ограниченно и условно, и, порой, один день или час стоит нескольких лет, — однако, в арифметике я не сильна, и разве могут даты и цифры вместить все, что случается по дороге.
Не решаюсь загадывать и обещать (самой себе в том числе), но в этом году я вновь и вновь мечтаю о Ереване. Есть планы, о которых все не решаюсь заговорить вслух. И, благодаря этому интервью, все-таки решаюсь. Хотелось бы осуществить презентацию третьего номера журнала и проекта под одноименным названием «Открытый дом» именно в Армении.
Как-то мне задали вопрос — почему среди участников и авторов проекта так много армянских и еврейских фамилий? Случайность ли это? Мне кажется, немало на земле народов, которым тема утерянного дома близка. Но есть народы, для которых эта тема звучит особенно остро.
Вел беседу, а точнее, слушал Каринэ Арутюнову Ашот Газазян
