В первом номере нашей газеты мы опубликовали воспоминания известной виолончелистки, лауреата Международного конкурса виолончелистов им. Г. Вигана (Прага, 1955), народной артистки Арм. ССР Медеи Абрамян о ее великом учителе Мстиславе Ростроповиче. На этот раз мы попросили Медею Вартановну рассказать о себе самой.
– Медея Вартановна, если бы вам предложили написать о себе монографию, какой стиль для этой книги вы бы выбрали?
– Классический.
– И вы бы узнали себя в этом стиле?
– Нет. Если ты ставишь вопрос о стиле, отражающем мой внутренний мир, то скажу — это совершенно сумасшедший стиль. Это состояние, когда словно в космическом вихре все перемешано, как у раннего Пендерецкого. Именно в этом состоянии и складывается партитура.
– Как вы думаете, если у человека все хорошо – в семье нет проблем, все, слава Богу, здоровы, и в стране все хорошо, в общем, вокруг одни пасторальные картинки, — может ли в такой среде вырасти человек искусства?
– Нет. Нужно страдание. И умение любить.
– Легко ли вам далось решение попрощаться со сценой?
– Я играла на сцене до 75 лет, это целая жизнь, и ностальгии не испытываю. Понятно, что мое душевное и физическое состояние уже не дают возможности быть на сцене. Возраст… Сцена требует не только большой силы духа, но и отличного физического состояния. Надо быть в форме, не иметь проблем со зрением, с перепадами давления… Правда, в последние годы у меня появилось ощущение прилива новой энергии, которую я направила в педагогическую деятельность, — ведь уже ничто не мешает делиться опытом с молодым поколением исполнителей. Кстати, в классе я продолжаю играть и показывать на инструменте.
– А дома играете?
— За столько лет выступлений на сцене я привыкла делиться со слушателем. Дома мне одной играть неинтересно. Мне всегда была важна отдача слушателя, интуитивное ощущение зала – кто сидит в зале, какая там аура, какие оттуда исходят импульсы… Часто я даже “беседовала” с кем-нибудь из зала, ведь игра – это способ общения посредством музыкальных звуков. Вместе с тем за годы исполнительства я очень подружилась с микрофоном и всегда с удовольствием записывалась в студии. Благодаря любви и преданности моего мужа Эдвина Галумяна, его кропотливой работе сохранился фонд моих записей, и сегодня я могу похвастаться немалым количеством лазерных дисков высокого качества.
– Как вы оцениваете нынешнее состояние армянской виолончельной школы?
– Она формировалась в течение нескольких десятилетий. В мое время была очень хорошая молодежь, и конкуренция способствовала творческому росту, не позволяла застыть в трафаретных формах мышления, останавливаться на достигнутом. Правда, раньше виолончельное искусство не было столь популярно, как сегодня, но были люди, которые не боялись защищать, развивать этот жанр, так что сегодняшняя популярность виолончельной музыки – это следствие прежней музыкальной политики и нашей общей огромной работы.
– Что вы думаете о новых тенденциях в современном виолончельном исполнительском искусстве?
– Насколько я понимаю и чувствую, оно потеряло масштабность, исчезло аналитическое мышление, в нем нет полифоничности – оно плоское, без перспективы, одинаковое. Стало модным играть тихо, без артикуляции, без масштабного ощущения формы, которая раньше была свойственна интерпретаторской манере русской и армянской исполнительских школ. Сегодня утеряна сила звука. Это видно в эволюции стиля даже по-настоящему великих исполнителей. Гениальный Крамер недавно так играл, что я была в недоумении – просто водил смычком туда-сюда, без всякого развития, без движения мысли. Баренбойм приехал в Ереван с Седьмой симфонией Бетховена. Сижу в зале, не слышу, не понимаю – где музыка, где выразительность? Почему так? Не знаю… Но принять этого лично я не могу и продолжаю воспитывать своих учеников в наших лучших, проверенных временем традициях, а не под влиянием моды. Потому что сама не в состоянии воспринимать эту “имитацию” игры. В моей игре всегда был напор, сила, напряжение. Но самое главное в нашей (и не только) профессии – быть не как все, хотя, может, это и не всегда комфортно.
– К какому периоду развития армянского и советского исполнительства вы относите свое творчество?
– Я “шестидесятница” и очень этим горжусь. Единственная сила, которая меня двигала вперед – дух шестидесятничества, освобождение от стандартных, трафаретных интерпретаций. В те годы я безумно увлеклась Кшиштофом Пендерецким, мне захотелось выйти из строгих очерченных рамок, быть в новой музыке. Бетховен, Брамс отошли на второй план.
– Если бы вы сегодня начинали свою карьеру, то снова бы выбрали профессию музыканта?
– Нет, я стала бы художницей. Взяла бы краски и рисовала дни напролет. Вообще я считаю, что живопись в Армении находится на очень высоком, мировом уровне, и вовсе не музыка у нас на первом плане.
А музыкантом меня хотела видеть мама. Возможно, она таким образом пыталась “достучаться” до папы, Вартана Акопяна, который, оставив нас, уехал в Ленинград учиться. Помню, мама усадила меня написать отцу письмо, чтобы я рассказала ему о своих музыкальных успехах. Но отец не ответил, представляешь, как мама переживала?..
– Представляю, как переживали вы…
– Нет, мне за маму было очень больно. Она вообще считала, что я должна полностью посвятить себя музыке, заниматься день и ночь, даже замуж выходить не надо – я повенчана с виолончелью… Как-то с папой решил поговорить Ростропович, но и у него ничего не вышло. И только в довольно солидном уже возрасте отец пришел на мой концерт и признал, что увидел во мне интересного, родственного ему по духу музыканта.
– Как вы ощущаете себя сегодня?
–Сейчас у меня появилась возможность больше общаться с друзьями, раньше на это времени не хватало. Это дает мне силы… А вообще-то единственное, что сейчас согревает мне душу, – это воспоминания. Я живу воспоминаниями, веду дневник… Многих близких мне людей, увы, уже нет. На самом деле очень грустно признаваться в своем одиночестве. Считаю, что я в таком возрасте, когда об этом можно говорить…
После ухода со сцены жизнь моя, конечно, изменилась. Сцена держала меня в форме, в фокусе событий. А нынешняя моя жизнь… знаете, в ней появился новый смысл. Как свидетель, очевидец многих интересных событий, человек с немалым жизненным опытом, я сегодня делаю все, что в моих силах, чтобы не дать бесследно исчезнуть тому хорошему, что было, и передать этот багаж новому поколению.
Беседовала Лилит Епремян
