На днях сижу в сквере, лениво покуривая. Вечерело в редкой летней прохладе.
Он возник как ниоткуда. Пристроился метрах в пяти, заняв скамейку напротив. Одет бедно, но чисто. Во всем облике – растерянность. Закурил что-то без фильтра. Осмотрелся по сторонам. Потом вылупился на меня. Времена неоднозначные наступили, ожидать можно всякого. Но его предложение было вполне приличным. Просто я категорически не хотел пить какой-то коньячный суррогат, бутылку с которым незнакомец вместе с пачкой детского печенья извлек из пакета. Да еще не пойми с кем.
Он выпил сам и громко вздохнул. Выпил еще и заплакал. Не навзрыд, не истерически. Просто слезы покатились из глаз – сил сдерживать их он, очевидно, не имел. Они и хлынули, как вода сквозь прохудившуюся плотину. Незнакомец едва успевал их размазывать по лицу кулаком.
Можно ли в такой ситуации удержаться от вопроса: что произошло? Может, и можно. Но я не смог. Но он только махнул как-то неопределенно рукой. Этот жест он повторил чуть позже, но уже с каким-то остервенением. Потом еще раз и только тогда заговорил.
Его история – история жизни человека лет шестидесяти. Или чуть больше. И начал он с женитьбы, перескочив все то, что ей предшествовало. Женился на односельчанке по любви, но, не теряя рассудка, – только тогда, когда понял, что может сам без чьей-то помощи содержать семью в относительном достатке. Родился первый ребенок – девочка. Супруги очень хотели мальчика. Поэтому со вторым ребенком затягивать не стали. Но опять девочка. Радости было немало, но меньше, чем в первый раз. Прежде чем замахнуться на третью попытку, супруги походили по «знахарям», чтобы уже без осечки родить, наконец, парня. Советов было выслушано премножество. И луна должна была быть в ночь зачатия полной, и звезды должны были быть в каком порядке, и тень от высохшего дуба падать особым образом, пять лягушек квакать хором, четыре ласточки разлететься во все стороны света etc.
Долго ли, коротко ли супруги и луну со звездами «нужные» засекли, и дуб отбросил тень, как положено, и лягушки спели, и птицы разлетелись, но через девять месяцев в семье появилась третья девочка.
Другой бы, наверное, смалодушничал и остановился, тем более, что подкрадывались тяжелые времена конца 80-х. Однако наш герой был настолько одержим желанием во что бы то ни стало быть отцом сына, что его не испугали ни четвертая, ни пятая «неудачи». Он не остановился бы и на шестой, только роды прошли с осложнениями, и рожать жене стало категорически воспрещено. Пришлось жить с неисполненной мечтой о сыне. А жилось тяжело. Поди в то голодное бедное время поставь на ноги шестерых детей, обуй-одень-накорми. Но справлялся. Работал как проклятый, не гнушаясь ничем, и справился.
Девочки потихоньку выросли. Слыли прекрасными, послушными, работящими дочерьми. Природа на них не поскупилась, поэтому сваты не заставили себя ждать. И в течение трех лет муж с женой остались одни, как давно в молодости: две дочки вышли замуж в родной деревне, другие разъехались, но не так, чтоб далеко. Радоваться бы устроенности дочерей. Да не тут-то было.
Одна дочь оказалась бесплодной и вскоре вернулась в отчий дом. Три другие, подобно матери рожали только девочек, желание одного из зятей иметь сына оказалось чрезмерным, и он решил жениться на другой, а двое других в один проклятый день поехали куда-то на старом «жигуленке» и сорвались в пропасть. Пятой дочери, тоже успевшей родить двух девочек, не повезло с мужем. Когда тот просто пил и бездельничал – было еще ничего, но когда стал периодически поколачивать жену, она, потерпев какое-то время, собрала детей и вернулась домой. Если и была надежда, что муж возьмется за ум, осмыслит все и придет за ней, то оказалась пустой. Муж продолжал куролесить и загремел за что-то на длительный срок.
Именно тогда незнакомец понял, что только работой на земле, чем занимался всю жизнь, не протянуть. Хоть и рук добавилось – дочери помогали, как могли, и сельская администрация периодически тоже, средств катастрофически не хватало. Подался он в город на заработки. И на четвертый или пятый день настигло его «лютое» известие – и младшая дочь с детьми вернулась домой. Причины он пока не знал.
«И что это – не проклятие разве? – тихо выл незнакомец. – Вытащу, все равно… всех вытащу. Но один мужчина в семье с шестнадцатью женщинами – это не проклятие?! Если нет, то как это называется?!»
Он еще выпил и предположил, что столько женщин на его голову, потому что не радовался рождению дочерей, все сына хотел, а теперь сполна получил за свою неблагодарность. «Повешусь, – решительно сказал он. – Или утоплюсь…» «Не надо», – сказал я, подумав, что незнакомцу хорошо бы протрезветь, а то спьяну, в отчаянии, и правда как бы чего не натворил.
Он посидел еще немного и поднялся. «Куда?» – спросил я. «Может, попутка попадется, добросит до деревни – узнаю, что с младшей стряслось», – сказал он и побрел в темноту…
Юрий Симонян
