Как Евгений Чанга Гершвина поставил

zargaryanПрофессор Ереванской государственной консерватории, заслуженный учитель РА, номинант армянской Книги Гиннесса Яков Сергеевич Заргарян помимо того, что известный музыкант, коллекционер и потрясающий рассказчик, еще и сам пишет книги, и не только профессиональные, касающиеся музыки, но и книги воспоминаний, в которых множество занимательных историй – как из его собственной биографии, так и из жизни многих известных деятелей армянской культуры. На сей раз получилось так, что записала  его рассказ я, и с удовольствием предлагаю  его вниманию читателей.
В самом начале 60-х я играл Первый концерт Чайковского, которым дирижировал приглашенный из Москвы Гавриил Юдин. На концерте присутствовали  дирижер Арам Катанян и балетмейстер Евгений Чанга, который ставил здесь  балет «Спартак».
-Хочу познакомиться с этим пианистом,- сказал Чанга Катаняну.
Катанян не возражал и на следующий же день позвонил мне:
-Вечером приходи ко мне домой. Знаешь Чангу?
— Слышал.
— Он был на твоем концерте. Хочет с тобой познакомиться.
Знакомство наше состоялось, и Чанга сказал, что хочет поставить балет на музыку какого-либо фортепианного концерта.
-Какие концерты вы играли? — спросил он.
— Мне назвать?
Чанга кивнул головой. Я начал перечислять:
— Чайковского вы уже слышали, еще  Рахманинова Второй концерт и Рапсодию на тему  Паганини, Второй и Пятый концерты Сен-Санса, Третий Бетховена, Концерт Аиды Аветисян, нашего армянского композитора. Все.
-А Гершвина не играли? — спросил Чанга. — Рапсодию в стиле блюз.
— Я бы очень хотел, да нот нет. В Советском союзе они только у Цфасмана (известный советский пианист, один из родоначальников советского джаза – Р.Е.), а он их никому не дает. Но у меня в Париже есть друг, который работает в ЮНЕСКО заместителем руководителя департамента просвещения. Он может достать. Могу написать.
— Пишите, — дал добро Чанга.
И тут произошла просто фантастическая история. После визита к Катаняну я зашел к матери Семы, того самого моего друга, который служил в ЮНЕСКО. Рассказал, что и как, спросил, на какой адрес писать — посольства или ЮНЕСКО?
— Завтра утром  один дипломат уезжает в Париж. Я с ним отправляю пакетик, если успеешь до восьми утра занести письмо – заодно передам и твое письмо.
Ровно в  восемь утра я был возле их подъезда. Прямо передо мной остановилась черная «Волга», из которой вышел этот самый дипломат, их же за версту можно отличить по виду. Дипломат зашел в подъезд, я — следом за ним, он поднялся по лестницам, я — следом. Он даже не подал виду, что кто-то следует за ним по пятам, и только у дверей наших общих знакомых сказал:
— Я к Семиной маме.
-Я тоже, — ответил я.
— А кто будет звонить? — поинтересовался он.
— Вы  же первый, — постарался проявить вежливость я.
На звонок вышла мать Семы. В руках у нее был перетянутый резинкой пакет. Я передал письмо, дипломат просунул письмо под резинку.
— Вас подвезти? — спросил он на выходе.
-Нет, спасибо, — отказался я.
— Тогда я в аэропорт.
В парижском аэропорту его встретил Сема и поинтересовался, есть ли багаж. Узнав, что багажа нет, очень обрадовался, потому что в три часа ему надо было снова отправляться в аэропорт — на сей раз  провожать в Москву другого армянского дипломата. Тут же в машине Сема развернул мое письмецо, прочел и поинтересовался у водителя, нет ли по дороге нотного магазина? В письме я писал, что нужны клавир и партитура, а если хватит денег, то и оркестровые партии.
В три часа Сема провожал в Москву не только дипломата, но и клавир, партитуру и даже обработку для одного инструмента. Видимо, на партии денег не хватило.
В тот же день в 11 часов вечера мне позвонил тот самый дипломат, которого провожал в Москву Сема, и сказал, что привез мне пакет от друга. Обычно Сема присылал мне альбомы  художников, я решил, что и на этот раз он прислал очередной альбом. Дипломат  сказал, что наутро едет в Кировакан, и мы встретились, несмотря на поздний час. Он передал мне пакет именно такого размера, как альбомы французских художников, которые посылал мне  Сема.
Дома я открыл пакет, а там — Гершвин. Я тут же позвонил Катаняну, но тот не поверил, решил, что ноты у меня и так были, просто мне не хотелось их отдавать.
Вот так Евгений Чанга поставил на сцене театра оперы и балета им. Спендиарова «Негритянский квартал». Катанян же так никогда и не поверил, что ноты мне прислали из Парижа, практически за одну ночь.
Специально к этим спектаклям я «бронировал» в школе свободные дни. По задумке  постановщика рояль находился на сцене. Сначала выходил дирижер, раскланивался, затем  прожектор направляли на занавес, за которым находился рояль, тогда уже выходил я и шел к роялю. Но однажды заболела примадонна, и оперный спектакль заменили  нашим балетом, а меня забыли предупредить. И вот выходит дирижер, раскланивается, дают прожектор, а рояля нет, и пианист неизвестно где. Публика в зале недоумевает, спектакль все не начинается, а у меня урок, и я понятия не имею, что срываю спектакль. И вдруг на урок ко мне врывается Эдгар Оганесян, хватает за шкирку, впихивает в машину, а оттуда буквально выталкивает на сцену. Провала не случилось.
…Помимо Гершвина мне довелось играть еще в одном балетном спектакле Евгения Чанги. После успеха «Негритянского квартала» он спросил меня в своей лаконичной манере:
— Героическую балладу Бабаджаняна играл?
— Нет.
-Иди и выучи.
И я выучил. И более десяти лет оба балета  были в репертуаре театра.
Записала Роза Егиазарян

Об Авторе

ПЯТНИЦА

Независимая еженедельная газета

Похожие материалы

Оставить отзыв

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *