Двойка по истории

Если бы не хохот за большим столом у дедушки в Тифлисе, когда я, приехавшая с папой и мамой на майские праздники первоклашка, похвасталась своими знаниями, я бы к истории относилась иначе. Но случилось так, что учительница наша заболела, и заменить ее пришла парторг школы Зоя Степановна. «А знаете, дети, сколько существует на свете наций?» — спросила Зоя Ивановна, и мы, любовно собранные учительницей из всего потока послевоенного бэби-бума вундеркинды «первого А», стали тянуть руки и называть умопомрачительные числа. «Нет, дети», — строго остановила наши фантазии партийная руководительница, закончившая свою жизнь в Израиле. Но это было потом. А пока она изрекла: «Есть только две нации: социалистическая и капиталистическая, а остальное – временное явление. Потому что народы и народности сольются и отомрут». В дальнейшем мы узнали, что отомрет и государство, потому что так предписал Маркс. Но и это было потом. А пока я поделилась сенсационной новостью со своим карсским дедушкой Петросом и не поняла дружного хохота за столом. И даже обиделась. Но дедушка утер слезы свои – от смеха, мои – от обиды, поцеловал меня в головку и поручил маме получше приглядывать за этой головкой. Как в воду глядел.
А в пятом классе мы стали проходить историю. И преподавал ее бывший боксер Генрих Карапетович. История как специальность считалась тогда более престижной, чем спорт, и более перспективной. Ведь если ты не Грант Шагинян или Альберт Азарян, то пахать тебе в дальнейшем на заводе у станка или учить малышей в мятых трусах прыгать через «козла» в спортзале. Это тебе не XXI век, когда богатые рабы-спортсмены гордятся, что их продают и перепродают, как рыночный товар на базарах Рима. Но и это было потом, а пока историки, как знатоки исторического и диалектического материализма, частенько выбивались на сытные партийные должности. Большинство секретарей райкомов были историками, все карьеристы стремились стать обладателями «исторических» дипломов. И в том числе – незабвенные Зоя Степановна и Генрих Карапетович, сделавшие мне прививку от доверия к этой науке, как школьная медсестра – дырки в руку от оспы.
Мозги у спортсменов, сами знаете, пребывают в гармонии с телом. Там не рыхлые извилины и кора с подкоркой, а бицепсы и трицепсы в боевой готовности к встрече с любой мало-мальски сложной мыслью. Нокаутируют с лету. Вот почему сложные марксистские построения, которые переврать было опасно, а понять силами спортивного мозга – невозможно, зачитывались нашим учителем прямо из учебника, безо всякой отсебятины. Когда учитель был в ударе, то, в дополнение к книжному тексту, он приводил примеры, которые отвлекали нас от чтения под партой или игры в «морской бой».
Уж и не помню, что мы в тот день проходили, но тема сводилась к осуждению капиталистического строя, и Генрих был, как назло, в ударе. «В самом деле, — завершил он от себя обличительную тираду учебника, – разве сможет американский рабочий купить на свою зарплату, к примеру, путевку в СССР?» Вопрос подразумевался риторический, и Генрих уже перевернул страницу учебника, чтобы гладко продолжить чтение, когда я со второй парты спросила: «А советский рабочий может купить путевку в Америку?» Пока историк прикидывал, услышать или не услышать вопрос, захихикали и загомонили мои ехидные друзья-соперники – сплошные отличники братья Луценки и Саядян – и пошло-поехало! Но тут раздалось зычное «Во-о-он! Вон из класса, и без родителей в школу – ни ногой!», – сопровождаемое бешеным вращением испепелявших меня глаз.
Наглость – второе, но временное счастье лучшей ученицы, а потому приглашение историка было передано маме между прочим, как простой технический вопрос. И было воспринято ею с безмятежностью избалованной похвалами родительницы. Вот так, безо всякой психологической подготовки, в радостном ожидании очередных комплиментов по поводу своих педагогических ноу-хау, мама и отправилась на следующий день к историку.
Как и любой, даже очень хорошо учащийся, ребенок, я ожидала чуда. Или хотя бы полчуда в форме насморка у спортсмена или его внезапного выдвижения на должность в далекий сельский райком. Я еще не умела молиться, и Бога как постоянного Деда Мороза в моей душе маленького волюнтариста десяти лет от роду еще не существовало. А потому всё случилось как должно было случиться: «Вы антисоветски воспитываете дочь», – начал Генрих, заметив нас с мамой в дверях класса. Это была, конечно, тщательно подготовленная домашняя заготовка. Плод гигантских мозговых усилий, бьющий наотмашь по приветственно улыбающемуся маминому лицу. Лицо незнакомо побледнело, а обмякшие ноги подвели маму к ближайшей парте. Но я даже не прикинулась раскаявшейся. За дедушкиным тифлисским и отцовским ереванским столом я столько чего успела наслушаться! Готова была подкрепить собственные выводы карикатурами из «Крокодила» и передовицами из «Пионерской правды», на худой конец – цитатами из ядовитого «Голоса Америки». Рвалась к дискуссии на актуальную тему недостатков в строительстве коммунизма. Дурочка была, нормальная пытливая советская дурочка, у которой было бесплатное образование сразу в двух школах, а у родителей – бесплатная квартира в центре с копеечной оплатой за теплоцентраль и прочие удовольствия. И папа не брал взяток, получал мало, но достаточно, чтобы мама не работала, а он чуть ли не ежедневно приходил с новыми книжками подмышкой своего макинтоша.
Но это понимание пришло потом. Я и представить себе не могла, что, распрощавшись с идеей строительства коммунизма, мы расплодим ростовщиков и невежд на самых неподходящих должностях. Что домашние библиотеки после ремонта квартир будут вывозиться самосвалами в макулатуру. Что на смену теории Амбарцумяна о гармоничной и мыслящей Вселенной, в школах и вузах начнут преподавать мракобесие случайного Большого взрыва и темной энергии. И повсеместно закроют кафедры астрономии. А мракобесием назовут наши устои.
Всё это будет потом. А пока мама присела на парту и мысленно представила всё, через что успело пройти большинство ее дядей и других родственников: аресты, открытые процессы, ссылки и конфискации имущества… Но на дворе стоял 1962 год. По всей стране сеяли кукурузу, Гагарин уже слетал в космос, Хрущев успел показать американцам кузькину мать, а моя бедная мама, пройдя за полчаса единственный квартал, разделявший школу и дом, расплакалась уже в прихожей. Она прошла в спальню, закрылась там и плакала так долго и искренне, что меня стала мучить совесть. И замучила бы вконец, если бы не прервавший мамины стенания приглушенный хохот пришедшего с работы и введенного в курс дела папы. Вслушиваясь в папин радостный смех, перемежаемый мамиными «я тебя предупреждала» и «я тебя умоляю», я еще раз убедилась, что счастливого конца можно дождаться в любом деле. Даже если на носу «двойка» в журнале по поведению. Или истории. Я думаю, что это по существу это один и тот же предмет.
История – это поведение наций и народов, которые никогда не отомрут, если они на самом деле были. Придуманные – переоденутся в другой национальный костюм и придумают себе новую историю. Так часто бывало и бывает. А настоящие не отмирают, нет. Но для этого мозги у их сыновей должны быть не из бицепсов и трицепсов. Не из желудка, сполоснутого «Натахтари», что производится в стране слишком занятого для солидарности с нами соседнего президента. И уж тем более – не из кишок с темной энергией Кока-колы, занятой антиармянской деятельностью весь прошлый год и далее – в год текущий. Генеральный директор и председатель Совета директоров этой враждебной конторы Мухтар Кент координирует весь комплекс чудовищной программы по дискредитации нашей памяти. «Ко мне, Мухтар!» — велела людоедская закулиса, и он развернулся во всю свою шипучую коричневую силу. И если я узнаю, что приезд дивы из Голливуда его рук дело, то и не удивлюсь. Ведь как своевременно, и именно 24-го апреля, выяснилось, что отчим ее – и не отчим вовсе, а мачеха. Сколько гениев-армян в Голливуде прячут свои истинные имена по принуждению заправил этого бизнеса! Но мухтары бережно сохраняли только ее фамилию и готовили, готовили. Готовили к приезду в самое сердце наше, в самую боль со словно бутафорским ребенком в руках, который ни разу не улыбнулся, с мужем, чей сатанизм раскручен пошибче статуи Свободы. И аккурат 24-го оказалось, что мама-то у нее спит с женщиной! Нате, армяне, кушайте эту новость, запивайте кока-колой и помните, кто здесь поглавнее будет, а не то, что было!
И как славно была назначена премьерная продажа наручного гаджета компании Apple на этот же день, чтобы перебить новостную ленту мира. Компании, созданной Стивом Джоббсом, что обличал геноцид армян, был непослушным гением и начал уже разбираться с темной энергией в мировой истории. А потом заболел раком одновременно с Уго Чавесом и еще несколькими президентами «непослушных» стран.
Конечно, кадры празднования непонятно откуда взявшейся даты Галлиполи радуют: Чарли спал, Ильхам молчал, Эрдоган ногой качал. И тут же – президент враждующей с Йеменом страны Джибути размером с Норкский массив. И другие нормальные людоеды, для которых геноцид – историческая традиция, а не преступление. Ереван и Анкара дали в этот день урок истории, который являлся и уроком поведения. И стало понятно, кто есть ху, и почем.
В интервью, данному Владимиру Познеру президентом нашей страны, прозвучал интересный вопрос: «А почему армянское государство лишь недавно заговорило о геноциде армян, и лишь половина человечества в курсе? И даже на целых континентах Северной Америки и Австралии?» И наш президент честно ответил, мол, эту возможность мы обрели лишь с момента независимости от хорошей, но слабой на память страны. Вот в чем штука. История и поведение – это один и тот же предмет, и по этому предмету предстоит переэкзаменовка у многих наших друзей. Если действительно друзья. Мне больно за систему, которая на одной шестой части суши построила города и фабрики, школы и больницы. А всё свое народонаселение обеспечила халявой учебы, жилья, Домов культуры, интересной работы, лечения, отдыха и возможности плодиться. И научила думать даже малышей. Она многое нам подарила, и кто не помнит – имеет проблемы не только с головой, но и совестью. Но при этом она украла у нас память. Потому что, как заядлая двоечница, историю не знала, знать не хотела, а отличников терпеть не могла. За что ей – двойка по истории, которая всегда – двойка и по поведению. Я всей душой и головой – за ЕврАзес, но с одним условием. Догадайтесь – каким.

Лия Аветисян

Об Авторе

Похожие материалы

Оставить отзыв

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *