Семья Хачатурянов. Сидят (слева направо); Сурен (брат), Кумаш Саркисовна (мать), Арам, Егия Восканович (отец), Левон (брат). Стоят: Сарра Дунаева (жена Сурена), Вагинак (брат) и его жена Арусяк (1913)
Арам Хачатурян (второй слева в первом ряду) среди учеников первого класса и преподавателей пансиона. Стоит С. Аргутинская - Долгорукая
Родители Арама Ильича Егия и Кумаш Хачатурян
Студенческий квартет Музыкального техникума (А. Хачатурян третий слева) (1922 - 1923)
С супругой, композитором Ниной Макаровой, и сыном Кареном
6 июня исполнилось 112 лет со дня рождения Арама Хачатуряна. Уже 37 лет, как его нет с нами, но музыка Хачатуряна, похоже, переживает новый расцвет. Его переосмысливают исполнители старших поколений, по-новому слышат молодые музыканты. И если раньше в интерпретациях царили восторженные рубенсовские краски, то теперь все больше исполнителей высвечивают в его сочинениях элементы острого драматизма, и музыкальные образы убеждают нас в том, что, возможно, в судьбе этой ключевой композиторской фигуры осталось еще немало нераскрытых тайн.
Веяния времени, в котором жил Хачатурян, оставили свой отпечаток на музыковедческих исследованиях, в которых приходилось в угоду цензуре обходить острые углы в его судьбе. Я обратила внимание на то, что в советское время ряд исследователей творчества Хачатуряна либо замалчивали, либо лишь вскользь упоминали родину его предков – Нахичевань, и основной упор в формировании языка и интонационного своеобразия его стиля делали на Грузии, где он родился и прожил некоторое время до отъезда в Москву, что, наверное, справедливо. Однако для более глубокого понимания его личности и творчества важно учитывать, что Арам Хачатурян, хотя и отмечал, но, вероятно, не мог педалировать факт крепкой связи с родиной своих предков – с Нахичеванью, по той причине, что эта армянская земля в 1921 году была подарена “отцом народов” Советскому Азербайджану. Сегодня в Википедии подарок Сталина переоформлен в духе времени, сообщается о каком-то мистическом референдуме населения, оказывается, демократическим путем решившим вопрос о вхождении в состав Азербайджана. Земля, которая является колыбелью армянской цивилизации, армянской поэзии, связанная с именем Тиграна Великого, освященная именами Месропа Маштоца и Комитаса, была полностью очищена от армян.
Мы не владеем прямыми доказательствами того, что решение отца Арама, Егия Хачатуряна, об отъезде из родной деревни Верхняя Аза близ Ордубада было продиктовано угрозой для жизни этой семьи. Более того, в литературе подчеркивается экономический мотив отъезда в бурно развивающийся город Тифлис, где он смог впоследствии открыть переплетную мастерскую и перевезти из деревни Нижняя Аза свою невесту, Гумаш. Девушка была обручена с Егия с 9 лет, что указывает на глубоко патриархальный уклад семьи Хачатурянов. Повторяю, у нас нет доказательств о прямом преследовании этой семьи. Как не было их у Вильяма Сарояна, который годы спустя после изгнания своих родителей, припав к земле родного ему Битлиса, не мог указать на конкретного жителя этого города, выжившего его семью с мест, где армяне жили тысячелетиями. Однако турецкий план по полному и окончательному решению Армянского вопроса начал претворяться в жизнь именно во второй половине XIX-начале ХХ веков и достиг своего апогея в 1915-м году.
После 1921 г. Нахичевань, центр Нахичеванского уезда Эриванской губернии, не только был полностью очищен от армян – этот край стал закрытой зоной, куда армянам вход заказан. Если в своих воспоминаниях о детских годах Арам Ильич упоминает семейную поездку к нахичеванским родственникам, то впоследствии посетить Нахичевань было уже практически невозможно. При работе над мемуарами под редакцией музыковеда Григория Шнеерсона Хачатурян специально везет его в Тбилиси, чтобы показать дом, где прошли его детские и юношеские годы. Но отчий дом в Нахичевани был уже недосягаем. Более того, с открытием в Ереване Дома-музея Хачатуряна его первый директор, Гоар Арутюнян, пыталась попасть туда, чтобы сфотографировать родовое поместье Хачатурянов. Однако разрешение на въезд так и не было получено. И хорошо еще, что дело закончилось только запретом. Почему нахичеванцы не воспользовались возможностью сделать имя Хачатуряна брендом края, брендом, который прославил бы Нахичевань во всем мире? Потому что это выдало бы истинную историю земли, где армянину нет места, – таков, как мне кажется, единственно возможный ответ.
Итак, родина Хачатуряна, как и вся Западная и часть Восточной Армении, была уничтожена, и многовековая армянская цивилизация на этих землях прекратила свое существование, что не могло не оставить своего следа на мироощущении всей нации, в том числе и великого сына своего народа Арама Хачатуряна. Народ был выдавлен из своего ареала, он оказался отчужден от своей земли, часть экосистемы которой составлял тысячелетиями. Однако отчуждение от своей земли на генетическом уровне приводит к психологической травме не только жертв геноцида, но и их потомков, которые находятся в постоянном поиске самих себя, часто на бессознательном уровне, вопреки своей воле и желанию. Советская Армения, как и сегодняшнее армянское государство, не могут заменить собой тот мир, который был беспощадно уничтожен. История каждого человека, подвергшегося геноциду, как и история каждой армянской семьи есть история преодоления последствий этого преступления, история выживания вопреки всему. Однако “разорванность” между прошлым и настоящим, между своим и чужим, между побегом от прошлого и возвращением к нему как к себе самому никогда не прекращается, поскольку они никогда не смогут вернуться в свой прошлый мир, из которого были изгнаны…
Но куда бежал Егия, чтобы устроить свою жизнь? В многонациональный Тифлис, в столицу всего Кавказа. Однако для нас важно, что это был культурный центр армян, который после уничтожения Западной Армении и разгрома центра западноармянской культуры, Константинополя, Полиса (ныне Стамбул), в развитии армянской культуры приобрел еще большее значение. В этот период как по численности, так и по степени экономического и культурного влияния Тифлис был городом, скажем так, не менее армянским, чем грузинским. Здесь была сконцентрирована большая часть армянской национальной элиты. И только после 20-х годов прошлого столетия это влияние стало постепенно ослабевать.
Фактически, Арам Хачатурян до отъезда в Москву и своими корнями, и местом жительства не покидал армянский мир – он находился в самом его центре. Однако общим местом стало суждение о том, что его композиторский слух сформировался вдалеке от Армении, что географически и политически вполне корректно, но фактически не так, потому что после потери государственности на протяжении веков Армении как самостоятельного государства не существовало, и Первая армянская республика образовалась только в 1918 году, когда Араму было 15 лет.
История становления Хачатуряна как музыканта и композитора в годы учебы в Москве настолько поразительна, что может быть отнесена к разряду беспрецедентных – это уникальный случай, когда позднее начало занятий музыкой (19 лет) не помешало ему так раскрыться. Ничто не смогло помешать гению выразить себя, как стихия, как полноводная река льется из него музыка, подмяв под себя всякого рода общепринятые нормы и стандарты. Он живой, он настоящий, он – гений армянский и всечеловеческий. Однако одним из самых болезненных психологических вопросов остается самоощущение композитора, который везде чувствует себя чужим. Соединяя в своем творчестве армянские и шире – восточные музыкальные традиции – с мировыми тенденциями, он мог сказать о себе: “Я армянин, и я больше чем армянин”, но говорил иначе: “Ну, я армянин, который, так сказать, родился в Грузии, и я поехал из Грузии в Москву, а уже из Москвы я попал в Армению, в Ереван. […] Я был каким-то таким, значит, неармянином, если можно так выразиться, отщепенцем”. Хачатурян, безусловно, педалирует свою “армянскость”: “Я всегда думал, что армянское – это главное зерно, которое должно быть отражено у меня в творчестве”, одновременно он каждый раз шире заданного пространства, его гений – в синтезе явлений до того времени несовместимых, какого до этого не знал ни армянский, ни западный, ни восточный мир. Однако пребывание за пределами одной единственной системы для него – источник не столько радости и ликования, сколько трагического одиночества: “Моя трагедия еще в том, что в Москве я чужой, а для Армении я эмигрант” (из письма Э. Мирзояну); “Я везде, и в особенности в Союзе композиторов (СССР — Л.Е.) чувствую себя неуверенно, и еще все больше и больше чувствую, что я армянин, а не советский композитор, живущий и работающий на пользу культуры Московской области, в Москве полвека”; “Я, с одной стороны, живу под светом многочисленных фар, а с другой – я одинок”. Художник, который сыграл судьбоносную роль в культуре многих республик, стран, регионов, одновременно был как бы не до конца своим (или чужим) в каждой из них.
По сути Хачатурян оказывается в положении культурного маргинала, это явление давно изучено в западной социологии. Если сами жертвы геноцида оказались в условиях культурной, социальной маргинализации в новом социуме, так не похожем на привычный для них мир, то потомки жертв геноцида маргинализированы прежде всего на генетическом уровне, поскольку социально и культурно уже значительно более адаптированы, а часто – сами являются лицом новой, приобретенной культуры (Шарль Азнавур, Вильям Сароян, Арам Хачатурян). Индивидуальным приспособлением к такой “двойственности” существования может стать конструирование нового индивидуального (более широкого или смешанного) контекста. Результатом этого творчества может быть как нечто гениальное, так и нечто безумное. На примере творчества Хачатуряна мы видим это трансконтекстуальное видение в уникальном, истинно новаторском качестве. Он оставил человечеству гениальную формулу синтеза. Формулу, за которую ему пришлось заплатить собственной очень непростой судьбой маргинала.
В период работы над книгой об Эдварде Мирзояне я не раз была свидетельницей того, с какой любовью и, одновременно, огромной болью говорил Мирзоян о своем кумире, Араме Хачатуряне, которого называл своим Богом. Чувство страшной вины по отношению к Хачатуряну не покидало его: “Я не могу себе простить, что, организовав в Ереване Фестиваль русской музыки с авторскими концертами Шостаковича, Прокофьева, Кабалевского и других, я не включил в программу Хачатуряна. Как он обиделся! Но я не считал его русским, я считал его армянским композитором, но мне, все равно, нет прощения, это не оправдание. Как я мог так поступить?!” Сложность человеческих отношений этих двух ярчайших композиторских фигур проявлялась еще и в том, что, находясь под огромным влиянием Хачатуряна, Мирзоян и другие члены “армянской пятерки” композиторов решали задачу преодоления влияния гения. Армянское композиторское творчество на каком-то этапе, стремясь противодействовать пышности и великолепию восточного толка, в конечном итоге наметило несколько иные пути развития армянского искусства. Как считает композитор Эдуард Айрапетян, Хачатурян оказал очень большое влияние на среднеазиатских, азербайджанских, грузинских, даже японских композиторов, а в армянской музыке его влияние более ограничено. По словам композитора Рубена Саркисяна, “так называемое постхачатуряновское поколение пошло отнюдь не по хачатуряновским следам, а в совершенно другом направлении”. Однако Хачатурян – это живая традиция армянского искусства, и осознание ее масштаба и ценности в армянской культуре нам еще предстоит. Можно говорить о некоем синтезе линий Комитаса и Хачатуряна в произведениях так называемого “постхачатуряновского поколения”, на базе которого впоследствии были сделаны новые музыкальные открытия.
…И все-таки одной из главных характерных черт его творчества остается именно армянское начало: “Я никогда не думал так много о том, что я армянин, никогда не думал, как сейчас”. “Я хочу сказать, что живу в Москве 52 года, что очень много получил от русского народа, учился здесь в консерватории, в русских школах. Тем, что я стал композитором, я обязан не только моему родному народу, но я также обязан Москве и моим русским учителям. НО Я – АРМЯНИН, БЫЛ, ЕСТЬ И БУДУ АРМЯНИНОМ, И ТВОРЧЕСТВО МОЕ И ВСЯ МОЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПРИНАДЛЕЖАТ ПРЕЖДЕ ВСЕГО МОЕМУ НАРОДУ И МОЕЙ РОДИНЕ – СОВЕТСКОЙ АРМЕНИИ”.
Лилит Епремян
Редакция благодарит Дом-музей Арама Хачатуряна за предоставленные архивные фотографии
